Месяц юг, или путешествие провинциала.

-…я ваше новое начальство, …я вашу работу и вообще, все эти стройки, где все равно не платят - примерно такие слова могли заставить меня все бросить и поехать отдыхать. И слова эти, само собой, прозвучали. Произнесла их моя жена.                
        – Я год горбатилась, как проклятая и теперь мы едем на юг - заявила она в ответ на мои молчаливые протесты, и на следующий день я уже писал заявление на отпуск. Разумеется, за свой счет - на наших стройках по- другому теперь не бывает. - Так, мол, и так, уезжаю в Крым, прошу нижайше отпустить. Резолюции не жду, потому, что еду в любом случае. Непосредственный начальник молча принял лист со скачущими в предвкушении буквами и, думаю, тотчас пустил на чертежи для нетрезвых сварщиков и восьмидесятилетних перегородчиков. В пятницу в обед прощаюсь с «братьями по оружию» и отчаливаю. Полдня для шоппинга (чуть не написал через ж)- прикупил ласты и почти белые штаны – Крым для меня, словно Рио…
           Конец июля. Воскресенье.Утро. «Конец Льва Толстого»- наш вокзал. Две больших дорожных сумки и пакет с едой перекочевывают под нижнюю полку  в вагоне поезда 67. Вперед на Москву! Все как всегда, все как у всех: чай, белье, выход на перрон на остановках. Пакет быстро пустеет, не таскаться же, в самом деле, по столице со вчерашней едой. Наконец сон, до безобразия короткий и сумбурный по-дорожному. Часа за два до Москвы просыпаемся и успеваем без очереди посетить туалет. Минут через двадцать, тридцать тамбур уже запружен нетерпеливой толпой с пакетами и полотенцами.      
          Некоторые утренние процедуры игнорируют. Это москвичи. Они, в отличие от нас, бриться- мыться будут уже дома. Мимо дачных заборчиков, пригородных платформ и утренне пустых улочек прокатываемся бесшумно и поскрипывая на стрелках, втягиваемся на пути Москвы Казанской. Сумки тяжело отрываются от пола и касаются перронного асфальта вокзала. Ездуны мы не начинающие и из здания вокзала в метро (проездные нам доставили домой дней за 10, очереди в кассу дикие) метнулись едва не бегом. Мчащимся с такой поклажей меня могли обозвать лишь Задорнов с Петросяном.  Как всегда в первопрестольной что-то где-то закрыто, и к Курскому мы выходили переходами долго и трудно. Я шириной метра два, естественно пру с сумками, лавирую в толпе с грацией бегемота на корриде. Жаловаться задетые нами - мной и сумками - возможности не имели. В первую очередь из-за совершенно безумной нашей скорости. К камерам хранения от метро успеваем первыми. За двести рэ сдаем обе сумки и отходим, довольные собой.  
         Времени - шесть с копейками. Солнышко, вроде, вышло, но тучи, видимо, имеют что-то сказать. Идем наугад, почти молча. Температура - градусов десять. Мысли, как выяснится позже, у всех примерно одинаковые:- Куда идем в такую рань?- раз.- Не одеться ли, пока не ушли далеко?- два. - А может часок в транспорте каком поездить?- три. Так, или иначе, но мы ушли с Курского и минут через 40 были уже…на Курском.
          А что в Москве? Многое можно сказать о Москве, москвичах и похождениях приезжих в столице, но сказать достойно можно будучи, например, Гиляровским. Я же скажу лишь, что в камере хранения на Курском за сто рублей нас допустили, таки, до сумок, и мы смогли одеться по погоде. Еще отмечу, как возвращался из «Арбалетного двора», что у станции метро «Беговая». На этой самой станции добрая женщина- билетер упорно не желала продавать мне билет. Ну не могла она в 14 часов наскрести сдачи с тысячи рублей за билет всего на пять поездок. Купюр меньшего достоинства у меня не осталось и, пробродив некоторое время среди ларьков и павильонов, я приобрел журнал «Популярная механика», которую потом, уже в Крыму, с удовольствием прочитали мы все. А в общем- то речь вовсе не о Москве. До вокзала добрались вовремя. Благополучно забрали вещи из камеры и едва расположились на платформе, как синий состав вполз на рельсы первого пути, блестевшие на солнышке, решившем проводить севастопольский рейс, выйдя на время из за туч.                                    Кто-то прочитает и не вдохновится, а иной и читать не будет. Третий скажет, что все это скучное повествование, никакой тебе лирики.…Так, друзья, перед вами просто путевые заметки, не более. На правах, так скать, рекламы, разумеется бесплатной. Именно поэтому считаю себя вправе хвалить понравившееся и не замечать то, мимо чего прошел, не обратив внимания. В Москве, например, единственное место, куда хотел попасть - Окуджава на Арбате. Ребенку впервые показал Елисеевский на Тверской. Пацан ходил по магазину, разинув рот, и глазел, не отрываясь на внутреннее убранство. Он, в свою очередь, привел меня в свою любимую сувенирную лавку в Александровском саду, где каждый свой приезд в столицу отмечает покупкой пары солдатиков. В других магазинах те же оловянные фигурки стоят рублей на 100-150 дороже.
         Кстати о солдатиках и о лирических отступлениях: в середине 70-х, когда нам, мне и моим Друзьям, было лет по 8-9, были мы не разлей вода, и жили «на ямах». Поведение наше и интересы этим объяснялись: со старшими ходили на Толевый, до одури обсматривались киношками в любимой «Искре», разумеется, бесплатно, проводили время в играх на «своем» кладбище. Ну не жизнь была у нас в то далекое время, а малина!
         И вот, как-то примерно за неделю до дня моего рождения, друзья мои ушли на электричку, хотя любовью нашей тогда являлся троллейбус № 9, и укатили в город. В школу они следующим утром явились с рожами такими хитрющими, что я понял - расскажут сразу, что, где, когда. Рассказать, правда, не рассказали, но то один, то другой начинали рассказывать о каких-то доселе нами не виденных солдатиках, и спрашивали:- О таких мечтаешь? Ну и что, вы думаете, мог я ответить? Утром в день рождения я получил сладко пахнущий набор из 10 красных пластмассовых кавалеристов и другой - там фигурки были побольше и изображали солдат Великой Отечественной. Пять или шесть штук. Были там знаменосец, автоматчик шагающий в атаку, санитар, ощетинившийся штыком в сторону врага….Много позже, лет в 17 уже, отдал я свои сокровища - коробку разноцветных, разнокалиберных воинов, маленькому братишке, и до сих пор помню запах мягкой пластмассы, из которой они были сделаны. Жизнь, можно сказать, прожита, получено и подарено уймища подарков, но, кажется, полжизни бы отдал за возможность прийти утром в свою 124 школу, в тогда еще 3 класс и услышать с задней парты голос дважды тезки и лучшего друга:- О таких мечтаешь?..
         Жизнь же, как разогнавшийся наш 9й троллейбус (пл. революции - авиационная)    , как поезд, погромыхивая и переезжая на другие пути, все быстрее и быстрее мчится вперед, к конечной станции. У многих одноклассников уже внуки, друг мой погиб трагически, не дожив и до двадцати пяти, а мы все еще пацаны из 70х. Кто пацан по жизни, кто в душе, а иные только во снах путешествуют по стране детства – особому, совершенно не изученному измерению.

         За окнами вагона осталась Тула, труженик- локомотив тащил нас все дальше и дальше на юг. Следующая большая станция – Курск. Решил не дожидаться, тем более, будем ночью. Сколько раз не был в Курске, всегда приезжал рано утром, раз, даже, проводник-грузин не разбудил нас заранее и на перроне станции Курск мы переодевались, успев за две минуты стоянки проснуться, собраться и выскочить. Тогда этот город мы почитали, как столицу советского дзю-до.
                                
         На границе даже не просыпались. На российском посту, по крайней мере. Бдительная супруга отдала пограничникам паспорта и указала пальцем на наши с сыном полки. Те сличили фотографии в документах с нашими обтянутыми простынями задницами, буркнули «ага» в усы, шлепнули «выбыл» и прошли дальше по вагону.          
        С украинскими погранцами было примерно то же. С той лишь, разницей, что к украинскому посту я проснулся. Стоило разлепить сонные глаза, хотя бы, чтоб посмотреть на дивчину-прапорщика. Невысокая, с характерным украинским породистым лицом, быстро, профессионально исполняла служебные обязанности. Единственным удостоившимся ее пристального внимания, стал, к сожалению, не я, самый, думаю, достойный, с какой стороны не копни. Потрясающе нетрезвый с самой Москвы ветеран-подводник, направлялся в Севастополь к семье и сослуживцам, ждущим его на праздник флота стал предметом ее интереса. Но и тут: - «…кроме водки - ничего. Проверен. Наш товарищ!»
            
        И вот мы за границей. Все таки странно, ничего необычного за окном, но уже чужая страна. Мы с 90х не можем привыкнуть, что те, с кем часто встречаешься и общаешься, могут оказаться иностранцами. Притом Родины своей не покидая, продолжая жить, себе, где нибудь в Заравшане, Харькове, или Полтаве. Но встречались на соревнованиях уже не всесоюзных, а международных. Хотя чемпионат СССР, полагаю, стоил иного Европейского первенства. Нет, не понимаю этих пи…ров, поделивших нас на своих и «ближнее зарубежье». Степи, воспетые в фильмах и рассказах о гражданской войне, места, которые мы считаем частью общей Родины, поля сражений Великой Отечественной – заграница … вашу мать, неужели и историю можно поделить!.. В общем, здравствуй, Украина! Здоровеньки, так сказать, булы!                        Харьков проспал безбожно. Харьков, в послереволюционные годы столицу Украины – проспать!.. Можно, как оказалось. Мои - одна наполовину, другой - на четверть украинцы, погрузились в любование украинской степью. Повторюсь – степь, она такая же, как наша, с той лишь разницей, что она – Украина, и по определению другая. Пошли высоченные акации, каких у нас севернее, наверное, Волгограда, не встретишь, начались нескончаемые поля подсолнухов. Одно- с крупными шляпками и уже отцветающее, следующее - поменьше и поярче, и так бесконечно…

    Вопрос ихней валюты для нас решился сам собой. К Запорожью нас всех обеспечили гривнами прямо в поезде, по самому, надо сказать, сказочному курсу, какого не было ни в Москве, ни, позже, в Крыму. Жена поменяла две тысячи на триста девяносто пять гривен. Мне показалось мало, и я удвоил у той же молодой, вполне приличной, симпатичной женщины. Ребенок тоже решил поучаствовать в нелегальном бизнесе, – поменять какие то свои деньги, довольно таки немаленькие. Предпринимательница поменяла и ему, хоть минимум обмена был больше. Больно уж у него самостоятельный вид был при этом. Минут пять спустя наша мама и жена вспомнила о существовании сотовой связи, и при втором появлении в вагоне «нашей» «валютчице» пришлось продать нам местную карточку «Билайн», опять таки, по самой низкой стоимости. Теперь звонки в Россию стоили нам по 1руб. 25 копеек. Как, все же, приятно чувствовать братскую заботу славянских народов друг о друге. Сразу за Мелитополем начали ждать Джанкоя, где все еще должен был отдыхать наш московский друг. Хотелось поприветствовать его, проезжая, хоть смс-кой. С обоих сторон безжизненные воды Сиваша, а колеса выстукивают:- Крым-Крым, Крым- Крым…

    Джанкой показался низким и пыльным. Домишки – кубики словно высыпал из стакана игрок в кости и те рассыпались совершенно произвольно, впечатления на нас не  произведя никакого. Из окна поезда и с перрона, по крайней мере. Смотрю в окно, измученный ожиданием юга, до самого Симферополя. Именно он – столица Крыма, стал некоторой точкой, за которой для нас начался ЮГ. Юг Цветущий, пьянящий, зеленый, избавляющий от забот, а главное – солнечный! ( для всего СССР) Горы, сады, дорога, вьющаяся то с одной, то с другой стороны железнодорожных путей, ( выяснилось - это совершенно разные дороги) барельеф В.И.Ленина, выложенный белым камнем на горе, мечети… То и дело открываются долины между хребтами, даже, кажется, Крымский каньон, который, вроде, не должен быть виден, показался. Может, конечно, и не он, но так хотелось! Как сказано в одной нестаринной легенде, редкий хомяк долетит до края каньона, как ни размахивайся им! Хотя ко времени отъезда домой подобных «хотелось» чересчур многовато для одного посещения Крыма.…Отвлекся, а тем временем впереди по ходу поезда открылось на несколько минут море. С теряющимся в легкой дымке горизонтом, светлое, спокойное и безбрежное. Стараюсь не показать, что тороплюсь, скомкиваю «дорожные» вещи и лихорадочно начинаю совать в сумку. Вижу краем глаза – мои занимаются примерно тем же, хочу съязвить, но…свет меркнет в глазах – гудящий поезд ныряет в тоннель. Местами в вагоне вспыхивают фонарики и экраны мобильников, но большинство сидит в темноте. Сосед Сережа Есаян (привет, жулик) пытается дозвониться до севастопольских знакомцев с прошлогодней «симки», которая, конечно же, давно заблокирована. Севастополь. Поезд дальше не идет. Выходим. Юг. Получите и распишитесь!                                                 
          Половина моя подходит ко всему крайне обстоятельно, и два дня в Севастополе были запланированы заранее. Загодя было оговорено и проживание наше в «Джамале», где, к слову, мы так ни разу и не появились, о чем до сих пор жалею, приморские гостиницы и пансионаты надо посещать все. Что-то, естественно, так понравится, что приезжая снова и снова, захочется останавливаться именно здесь. И опять отвлекаюсь – встали мы у вокзала, нашли тенистое место, достали бумаги, звоним в «Джамаль» этот самый.
        – Все - говорят,- Приезжайте, ждем. Цену за номер озвучили. Не такую, кстати, и непомерную, до моря ведь не два шага, хотя Малахов курган рядом, и транспорта в центр уйма. И тут – нате вам! Дамочка с картонкой на груди. А на картонке, вовсе не «сами мы не местные и т.д.», а наоборот – « квартиры в Севастополе». Тормозим, прицениваемся. Она нам, мол, квартира там-то и там-то, от трех дней. Нам же интересно про море, далеко ли, удобно ли и сколько ехать… Слово за слово и она, Валентина эта Викторовна, предложила не квартиру, а домик в саду. В своем саду, у своего дома. На наши два дня в самый раз, и езды от вокзала минут 6-7. И от ее же квартиры рядом, и Воронцовские парк и рынок – вот они. Малахов, опять таки недалеко, до пляжа и набережной – минут 15 на тролле. Как тут не согласиться! Ударили, значит, по рукам и на остановку бегом. Неспешным шагом с нашими двумя сумищами передвигаться более 5 минут даже мне не по силам, с моим то прошлым. Быстро сели в вывернувшийся сверху «Богдан» и …    

        Поездки в городе морской славы России – тема для отдельного разговора, скажу только, что, не проехав и пары километров, мы едва не снесли в бухту джип, решивший развернуться на узкой улочке между скалой и обрывом. Всё, улица Багрия,  нам выходить.  
      Домики вокруг аккуратненькие, свежевыбеленные, садики густые, пыли, вопреки ожиданиям, нет. Кошек и собак, просто тьма тьмущая и комплексов у них совершенно никаких. Не парятся насчет еды, да и что такое зимой 30- 40 градусов, похоже, не знают, да и знать им ни к чему. А мы все идем. Майка под мышками и на спине промокла, жена с опаской поглядывает на хозяйку – скоро ли, и на меня – а не брошу ли я поклажу и не кинусь ли домой, в родную северную Самару. ( Где, впрочем,  к сорока градусам) Но хозяйка сказала, что мы пришли, но я еще бодро шагал, на ходу сдувая капли пота со лба, и супруга успокоилась.                        
        Широкие зеленые ворота открыты и мы вслед за нашей провожатой входим во двор. Бетонированная дорожка идет прямо, мимо крыльца хозяйского дома и метров через пять упирается в маленький каменный домик, оштукатуренный и беленый. Он то и станет нашим пристанищем на пару ближайших дней. Валентине Викторовне очень хочется, чтобы нам понравилось, но…мы, мы…почти в восторге. Дверь открывается прямо в комнату первую. Это кухня. Диван, маленький холодильник, стол, полка-сушилка с посудой. В углу - раковина с несколькими кранами: холодная вода, подача воды в уличный душ, включение котла - водогрея. Дома мы пользуемся газовым котлом и инструктажем ограничиваемся кратким. Из кухни следующая дверь ведет в комнату два, или зал: большой телевизор у окна, мебельная стенка с посудой, сувенирами и книгами,  оставшуюся часть длинной и всю торцевую стену занимает угловой диван. Пол застелен  ковром, на котором в центре комнаты – большое старое кресло. Уверенная хозяйская рука отдергивает штору с окна, как нам показалось, но за ней открывается еще одна комната. Комнатка…карман, два двадцать на два двадцать. В карман этот втиснута кровать, без передней, правда, спинки – не проходила по ширине и пришлось снять - сказали нам. Нам был отдан комплект ключей, обещано постельное белье и после принятия душа самарские туристы с пустыми руками и сердцем, истосковавшимся по новым впечатлениям, отправились, скорее – нырнули в вечерний Севастополь.

     «Стоимость проезда 75 копеек»- табличка на русском языке сильнее любой рекламы зазывала нас в старый троллейбус и не подчиниться зову было ну никак невозможно. Еще, может, и потому, что помним мы и подобные троллейбусы Куйбышева, откуда все мы родом, что копеечная цена щемит русскую (украинскую, казахскую, грузинскую… –подставляем сами) душу ностальгией по одной невесть кем выдуманной, но великой стране, где все мы когда то проживали. Проживали не сказать, что хуже, чем в национальных суверенных государствах. И уж вот чего точно не скажу, так это – управлялась та страна вождями выжившими, говорят, из ума, не лучше ли, чем управляются иные вождями в зрелый ум еще (я оптимист) не вошедшими?             Проехать свою остановку было нереально – нам сказали, что там все выйдут, и мы беззаботно прильнули к окнам. Несколько пассажиров, подрывая в нас доверие к гидам-общественникам, все же остались в салоне. (Ух они какие)

    Стоя спиной к морю бронзовый адмирал беззаботно разглядывал праздно гуляющих севастопольцев и расслабившихся гостей города героя. За флот он был спокоен. И то верно – кораблей в бухте, ну просто пруд пруди: российские и украинские, надводные и подводные, большие и не очень. Мы, как патриоты, не могли не сфотографироваться со славным российским флотоводцем. В Крыму все почему-то удивительно пророссийское, даже памятник князю Владимиру, поставленный Украиной, воспринимается как скульптурное  изображение великого русского князя. Так вот, отдав дань Нахимову, мы прошествовали мимо палаток с сувенирами и спустились на набережную к …еще большему городку сувенирных же палаток. Купив что-то (не удержались) на подарки домашним, пошагали в сторону пляжа, видневшегося на другой стороне бухты. Несмотря на кажущуюся близость до пляжа « хрустального» добрались не сказать, что быстро. Те же сувениры и развлечения сильно замедляли продвижение наше к долгожданному купанию. Солнце садилось, но уйма лодок, яхт и катеров зазывала гуляющих на «незабываемую морскую прогулку в открытое море». Дошли. Пляж представлял собой каменный пятачок с кабинками для переодевания, торчащими грибками и купающимися, большей частью женщинами и детьми, прочих атрибутов пляжа в нашем, волжском понимании, лишенный напрочь. Ни песка, ни берега, ни волн, облизывающих пологий берег то хищно и жадно, то лениво, нехотя, соблюдая приличия в отношениях воды и суши. С бетонки в воду вели металлические лестницы, метров через пятьдесят одна от другой, предлагая окунуться прямо в глубину. Сын разделся, с тоской и ненавистью поглядел на довольно таки приличную волну, и купаться отказался. И погрузился я в морские воды, не очень, думаю, чистые, один.
        Глубина под лестницей оказалась менее двух метров. Пока я, подобно котику,  плескался, урчал и катался на волнах, мои сняли на камеру  вхождение в бухту громадного судна. Название корабля  скоро будет у всех на устах: в город возвращался флагман черноморского флота России ракетный крейсер «Москва». Люди мы русские (не только россияне) и все у нас на авось. Ну не можем мы все делать так, как надо, хотя все всегда знаем заранее, и, если ошибусь, и окажется, что это только мой недостаток, с радостью извинюсь перед всем СНГ. Как истинный сын великого советского беззаботного народа плавки одел на себя, а запасных трусов не взял – вот еще, таскать ту еще тяжесть, чать высохну. Высохнуть же вариант ну никак не канал, хотя бы по причине закатившегося солнца. Раздеваться и опять таки таскать мокрые принадлежности в мешке тоже не улыбалось, и чуть отжавшись, я  спокойно натянул шикарные светлые брюки прямо на мокрое. До самой темноты пришлось ходить по городу словно обмочившемуся, немного отстав от своих. А до нее, этой самой темноты, прошел час, может даже больше.
         Ходил я, подсыхал и выискивал в толпе подобных мне горе-купальщиков с мокрым задом, каковых, справедливости ради надо отметить, больше не было. Сколько времени натикало не знаю, но магазины еще работали и проблем с ужином мы не предвидели. В продуктовых как дома – все ценники на русском, на большинстве пакетов и коробок местного крымского производства тоже русский текст. У продавцов нет-нет да и проскочит вместо «гривна» «рубль», и значения оговорке не придают. Некоторые местные продукты мои «бывалые» путешественники помнят с лучшей стороны еще по прошлогоднему крымскому автовояжу, другие мы открываем для себя заново.     И вот, нагрузившись съестным, мы повернули в сторону дома. Минут через 20-25 сядем ужинать в нашем новом пристанище, но.… X
        Но Севастополь, вытянувшийся вдоль бухт и бухточек на семьдесят, говорят, километров и его доблестный пассажирский транспорт мы недооценили. Если кто не знает: даже на остановке нужный вам маршрут не остановится, если нет желающих на выход. Либо если кто из ожидающих не проголосует заранее. Прочитать же номер на переднем стекле при севастопольских скоростях  нелегко, и чаще удается лишь когда он, ваш автобус или маршрутка, уже пролетает мимо вас. Но не тут то было, хоть «сами мы неместные будем», но жители городские и в каменных джунглях ориентируемся уверенно. До сей поры мы были прямо таки уверены в этом. Побродив по городу-герою, уже ночному, выходим на знакомую улицу, переходим на другую сторону дороги и встаем на остановке. Напротив нас остановка, где мы выходили полчаса назад, добираясь до собора.  
      Стоим десять, пятнадцать, двадцать минут – время ожидания для Севастополя катастрофическое, и ничего похожего на наши маршрутки нет и в помине. Усталости не чувствуем, решаем пройтись пешком. Идем в другую сторону – к Нахимову. Сказано – сделано. Стоим, как (удачное сравнение) три можжевельника на Морской. Раза два было показывался наш номер, но метров за 50 от нас сворачивал в темный проулок. Постояли еще, повыясняли, кто же из нас тупой, и позвонили своей Валентине Викторовне. Так, мол, и так, потерялись. Хозяйка, порасспросив нас, велела перейти улицу, встать на остановке и ехать в противоположную сторону. Перешли. Дождались. Сели. Проехали железнодорожный вокзал, а дальше места знакомые; Кошки, Багрия, выходим.
         Севастопольская ночь, именно в городе, именно в частном секторе – особенное время суток. Меж невысоких заборов, стен и оград темно, тихо, свежо. Крупные звезды, кажется, подмигивают только тебе. Подошвы шлепают по еще не остывшей дороге громче, чем тебе кажется приемлемым. Город совершенно не курортный, не шумный, местные жители отдыхают перед трудовым днем. Даже не верится, что минутах в пятнадцати езды толпы приезжих всю ночь проводят на берегу, а сотни, даже тысячи севастопольцев зарабатывают себе на жизнь развлекая и насыщая туристов. Домой не хочется совершенно, гулял бы себе до утра по безлюдным зеленым улицам, дыша южными ароматами. Вот и улица Тарутинская, сохнущий кипарис перед воротами, которые открываем своими ключами и ныряем в теплоту дворика. Нас встречает грозный страж здешних мест – Таймыр, с крупного кота ростом, но шумный до неимоверности. Мы не цыкнули на него, не прогнали с глаз долой, едва приехали, как душой и телом расслабились и не можем злиться, ругаться, досадовать. Северная наша агрессия тает в южном, напоенном новыми звуками и запахами, воздухе.
        Снова душ в саду. С половичка, постеленного на бетон прямо у двери нашего «дворца» шагаю в кабинку. Теплым тропическим ливнем омывает тело, а удивленный разум взмывает в небо, в космос, который здесь, наверно, ближе чем у нас. Из душевой видно только небо, и звезды кажутся крупней и ярче. Как, впрочем и все в Крыму - ярче, чище, прозрачней и, невзирая ни на что, радостней. За ужином - оказалось, время еще не позднее – отдали дань уважения крымской ряженке. Ребенок проигнорировал свой диван и завалился с нами на огромной кровати, занимавшей без остатка всю крошечную комнатку. Уже засыпая с ужасом вспоминаю о невключенном «рапторе», и о словах хозяйки: « У нас комары так, что-о-о …  
    
          Огромный бородатый мужик в одних трусах барабанил по стеклу и гудел: « Эй, пусти помыться». Я вскочил, по крайней мере, мне так казалось, открыл дверь. Страшный мужик отшатнулся.                                                - Ой, извините, я думал, кто из работников остался. Воду горячую включите пожал-ста. Горелку я включил и сказал, что дверь не запираю, пусть воду сам выключает. Вернулся в кровать, лег и моментально уснул под шелест горячих струй и топот босых ног по мокрой плитке.                                            Через час проснулись мы все. Совершенно самостоятельно, никем не разбуженные. Времени часов 7, но старательное южное солнце взобралось уже высоко-высоко. Одевшись, мы отправились к хозяйке, вернее, встретились с ней во дворе. Она долго извинялась. Оказывается, встречала вчера жильцов с поезда, а поезд страшно опоздал. После повезла их в квартиру и возвернувшись часа в два ночи вспомнила, что не оставила нам 2й комплект постели, на диван ребенку. Ну а нам то оно и не больно надо было, мы ночью-то и не хватились. А шли к ней спросить, как до Херсонеса добраться. Ответ ее занял не более минуты. Через полчаса (8.10) мы садились в автобус.

    Справа по направлению движения мелькнул вдалеке собор среди россыпи белых камней. На следующей остановке (Ульянова) мы вышли и направились в сторону моря. Старательное светило не ленясь разогревало древнюю землю Тавриды. Неудивительно, что многочисленные греческие колонии строились на берегу, здесь, по крайней мере, хоть ветерок порой освежал и бодрил. И, не сказать, что неспешным, а  тоже бодрым, довольно таки, шагом минут через 15 ходьбы добрались мы до касс. Еще метров за двести до входа за оградой из стальных прутьев не стояли, как бы прорастали коренными древними зубами крымского побережья основательные, даже теперь внушающие уважение, развалины греческой крепости Херсонес, второй – культурной – столицы русских земель.
        На холме, чуть повыше, располагался город более позднего периода. По аллее вместе с другими туристами добредаем до собора Св. Владимира, кроме несколько непривычного для современников вида ничем, на мой взгляд, не выдающемуся. Местные не ставят в заслугу президенту Кучме восстановление собора, говоря, что « это его Путин заставил». Единственным же добрым делом первого крымчане считают храм в Форосе.        По склону шагаем через развалины, то и дело спугивая юрких ящериц – знатоков и хозяев брошенного людьми города. Впечатление наиунылейшее. Скучающие прохожие стайками бродят по руинам, поразительно напоминая грибников, охотников на привале, либо оккупантов. Прут по древним улицам не останавливаясь, не приглядываясь, не интересуясь ничем, разве что не вышибая двери, да и то, возможно, из за их – дверей – отсутствия. Мои, приустав, посидели на остатках стены на обрыве над морем. Волны бухали внизу кузнечным большим прессом, редко и мощно. Отдохнув в древнем  дворе неведомых поселенцев, на счет два – три встали и по извилистой тропке по– над обрывом направились дальше. Туда, где что-то высится, где мы еще не были, где наверняка есть что-то интересное.
          Жилые здания, останки базилик, колоннады и мозаики, дворики – словно идешь по гигантскому чертежу, по плану будущего города. Грубые неудобные  ступени из бетона круто спускаются к воде. Подобие пляжа. На валунах под обрывом с полсотни купальщиков. День жаркий, грех не спуститься. Спускаемся и купаемся, кляня себя за нетерпеливость, ноги посбивались и повыворачивались о камни. Каждый твой шаг оказывается не туда, каждая постановка ноги – мимо, особенно на мелководье. Хитрющая же моя жена даже и не подумала лезть в воду. Якобы лень, неохота ей мочиться, а мы, мокрые задницы, вынуждены были идти дальше в плавках. Но нам фиолетово,  город за два с половиной тысячелетия и не такое видал, а туристам до нас дела совершенно никакого.
        Рыбозасолочные ямы, туманный колокол, пять – шесть археологов, веревками поднимающих ведра с древними отходами солильного производства и снова снулые туристы- прохожие.  Поднялись на пригорок, повернули влево, оставив справа от себя, на мыске несколько перезаголенных девушек и вдали разглядели еще один пляж, песчаный. Он, кстати, так и назывался « пляж песочный», а бухта, где он притулился - «песочной бухтой». – Ура, купаемся! Дойти бы! Как-то вдруг почувствовали, что солнце начало придавливать нас к земле, жечь шеи, плечи и неприкрытые окорочка.- Ага, размечтались! Пляжик от Херсонеса отделен длинной стеной и ни лаза, ни прохода. В следующую минуту мы услышали то, ради чего и стоило ехать на юг.    
        Молодой человек, скорее всего служитель музея Херсонес, бежал по дорожке с нашей стороны забора и голосил. Пляж был где-то внизу и над забором нам были видны лишь верхушки редких деревьев.
       - Стой! Стой. Куда? А оно тебе надо? Не лезь! Да ты ж даже не знаешь, иде лезти надо! А ну, иди, иди вниз! Шо ж це таке!.. Задержись мы подольше, не исключено, что увидели бы, как служитель и показал Лазуну место, где «надо».                
        До входа на пляж было еще далековато, мы повернули и побрели по дикому склону, где лишь остатки стены нависали сверху над подобием тропки к выходу из античного зноя. Тропинка повернула вверх, и развалины кончились. Теперь путь наш проходил по пустырю среди неглубоких воронок, поросших бесчисленными камнями и редкой травой. То тут, то там стояли таблички, на русском и английском языках убеждавшие нас, что улицы ххх и ууу веков проходили именно здесь. Табличкам мы верим, таблички не могут ошибаться и дезинформировать, и метров через…. Минут через…три мы увидели чудо: То ли неистовое солнце напекло головы, а может, геопатогенная зона раскинулась посреди древнего города, но сквозь пот, застилающий глаза мы узрели…строительство древнего Херсонеса. Могучие дядьки славянской внешности (вероятно древнерусские гастарбайтеры) по двое-четверо таскали огромные блоки со следами свежего распила огромным алмазным диском.
         Я тряхнул головой, отгоняя видения - мне присуждалась премия за открытие в истории древнего строительства - и принялся досматривать галлюцинации. Другие рабочие, чуть разровняв раствор на поверхности античных фундаментов, выкладывали ряд принесенных блоков по периметру здания. Начинаю приходить в себя и вспоминаю, что блоки со следами распила уже встречал в древних фрагментах построек. Наваждение проходит совсем, реальность не оставляет надежд на чудеса - прощай, открытие, адью, премия - натыкаюсь на мешки с цементом. Если даже предположить, что в те времена в Херсонесе использовали уже цемент, то писать по-русски и фасовать его в крафт-пакеты греки явно не могли.
       Увы, это оказался научный проект украинских и польских ученых в рамках  какого то постановления о музеях, кажется. Не оставляю надежды, что время, все же течет по спирали, и, возможно, обратимо. Может быть, лет через десять посетитель музея увидит хотя бы отдельные здания Херсонеса значительно «подросшими». Или «наоборот» разрушенными, и мы таки, поймем, каким его «увидели» ученые строители  21 века в своем воображении.
         Люди мы культурные, даже в театре раз года в три бываем и не заглянуть в амфитеатр, как говорят, единственный в СНГ, не смогли. Как же потом, дома, пальцы то гнуть? А тут, были, мол, видели, да уж!.. Ребенок даже изобразил нам несколько сценок, лицедей эдакий, или лицемер? Кстати, в амфитеатре играют пьесы древних авторов, правда по расписанию, а не когда публика наберется. Множество людей нашего времени, ну, современников, то есть, живут на территории Херсонеса. Повсюду дачи, домики и прочие вполне современных сооружений. Даже козы чьи то пасутся, игнорируя проходящих мимо, возможно для поддержания духа времени.
        Минуем ворота и вываливаемся в век двадцать первый, не менее знойный, чем тот, что томил нас жарой в древнем городе. Плетемся в Севастополь, и в голове не укладывается, что Херсонес тоже часть его, города героя, города русской боевой славы. Душно. Дойдем ли? Надо дойти. Жара ослабляет усталое тело  и обильно смачивает майку на спине. Виски мокрые, а во рту, наоборот, пересохло.
       И вот мы на пр. Гагарина. Считают ли украинцы первый полет человека в космос и своей победой, или это только москали должны гордиться первенством одной шестой части света в космической гонке?
         Потом была только жара и ничего больше. Переходя от одной тени к другой, дрейфуем по раскаленной улице маршрутом, ведомым лишь жене. Впереди миражом возникает оазис- кафе «Челентано». Разноцветные грибки-зонтики на улице, сумрачная прохлада внутри. Я, было, воспротивился:- Дорого, давай найдем какую столовку, может!- но был, таки, буквально затащен в темное чрево тезки великого комика:- А ты где видел эти столовки? Зашли. Сели. Заказали то да се и мгновение спустя опупели, когда заказ принесли. Порции были «дай бог каждому». Окрошка из кефира, густая и неправдоподобно холодная, заняла в желудке все свободное место, отчего пузо немедленно стало мешать дыханию. Что ел еще, уже не помню, но там, в съеденной окрошке, нашлось как-то место всему. Уже  не знаю, что тяжелее - одуряющая, плавящая мозг и коптящая тело жара, или ходьба с брюхом, набитым, словно мешок Санта-Клауса (странное сравнение пришло в голову на сорокаградусной жаре), когда пыхтя шагаешь сразу половиной тела.
        Заплатив очень, между прочим, немного, обреченно выныриваем на солнцепек и обнаруживаем, что полны сил, и вдобавок до вечера можем считать себя свободными от поиска съестного. ( читай - от голода) Погуляли по городу, на радостях наменяли себе еще гривен.
X Уже дома, в
России, первые дни цены мы будем невольно переводить в гривны, и будет это столь же необременительно, как здесь привыкать к гривнам. Скоро, часа через полтора, приехали «домой», сойдя на «Багрия», и приняли душ.

       Валентина Викторовна снова пришла нам на помощь, когда мы спросили «что еще посмотреть». Нам то, само собой, хотелось увидеть буквально все, но, ограниченные временем, мы не могли посетить все достопримечательности. В числе нескольких мест, кои рекомендовались хозяйкой для посещения, был исторический бульвар. Мы переглянулись и решили именно туда и направиться. Еще до войны мой дед, прадед моего сына, проходя службу в частях НКВД (их подразделение охраняло базу флота), побывал в здании панорамы Рубо, и сверху (или на картине) видел свои казармы. Интересно, где они располагаются, вернее, учитывая войну, располагались?

    Маршрутка выплескивает нас через заднюю дверь. Следуя примеру остальных вышедших пассажиров, мы подходим к двери передней и встаем в очередь(!), чтобы заплатить водителю. Никто не попытался уйти не заплатив. Пятьдесят копеек сдачи с трех билетов. Все четко! Дверь захлопывается, «Богдан» трогается, кивнув нам маленьким флажком России на приборной панели.
        Две-три минуты и мы в тенистом лесу. Посреди круглой площади на постаменте с солдатами-саперами генерал в шинели и при сабле – Тотлебен. Повсюду девчата от 12 до 30 верхом. Катание на конях, фотография с конем, погладить (коня, естественно), покормить - что вашей душе угодно. Гуляющих, как местных, так и иногородних – море, не меньше, чем на море. Иностранцы, все, почему-то, похожие, бродят стайками, чирикая по-своему.
       Сувенирные лавки, аттракционы, тиры, сувенирные лавки, сувени…и снова, и снова, и снова. Мы постреляли в двух, кажется, тирах. Один был честный, просто стрельба по мишеням, второй с призами, но сумма цифр, выпадающих после удачного выстрела такая, что шансов на приз - один на миллион. А вот сама круговая панорама уже закрыта. Не повезло, ведь можно сказать, из за нее мы пришли на бульвар.
        Посетили батарею, где молодой поручик граф Толстой не жалел жизни за Родину. В общем, времени, потраченного на прогулку по бульвару не жалко совершенно. Панорама же остается на нашей совести, будем живы - посетим.

       Домой попадаем затемно и опять загруженные крымской молочкой. Завтра наш отъезд на турбазу и последний раз теплые струи прямо, кажется, из звездной бездны, смывают все суетное с наших тел. Еще в первый день нас предупредили о комарах и дали пластинку для Раптора. О ужас, в эту ночь случилось страшное, ОНИ прилетели. Комар звенел, пищал и плакал под потолком. Он отчаянно порывался спрятаться где-либо, или выпорхнуть в форточку. Раптор так и остался невключенным. По одному из каналов огромного жидкокристаллического ящик