Мой Питер

Бывают такие в жизни моменты, когда впечатления, эмоции не помещаются в душе и норовят выплеснуться – вот хотя бы на бумагу. Хорошо помню, как ещё недавно могла прийти домой и, как бы ни было поздно, сесть за компьютер, чтобы словами запечатлеть то, каков был сегодня иней на деревьях, или звёзды на небе, или невероятная, огромная и жёлтая луна. (Кстати, вчера такая вот луна в полнеба висела совсем невысоко. Такое было чувство, что стоит только подняться на крышу пятиэтажки и всё – можешь дотронуться до неё рукой, перебросить, как мячик, куда-нибудь на другой конец света, пусть там удивятся!). Конечно, особенно активно слова просились выстроиться в строчки и абзацы после путешествий – после тех поездок, которые удивительным образом переворачивали мир вокруг, ставили с ног на голову все те представления о людях, которые до этого не вызывали сомнений, влюбляли без оглядки в города, горы, реки, воздух, который всегда почему-то везде разный и неповторимый.
Давно известно, что такая вот влюблённость часто становится двигателем вдохновения. Но вот странно: мне никогда не хотелось писать о Питере – городе, в который даже не влюблена, нет, больше – который… может, поэтому и не хватает слов? Может, он слишком совершенен? Да нет, совершенства не бывает – он был бы слишком скучен. Или, может, любые слова его не достойны? Но тогда он не был бы таким… живым, что ли. Будь он музейным экспонатом – тогда да, стоял бы где-то под стеклянным колпаком, пронизанный вдоль и поперёк контактами сигнализации, и все бы им восхищались и не находили достойных слов, чтобы о нём сказать и описать, как же он – прекрасен? Нет, банально это самое «прекрасен». Чудесен? Нет, тоже ведь банально. Вот говорю же – слов не подобрать. Но это если бы он был музейным экспонатом. А он настоящий, подвижный, ходящий на работу и с работы, гудящий клаксонами, шумящий Невой, цокающий каблуками и шаркающий стёртыми подошвами по асфальту и мостовым, говорящий тысячами языков и звучащий миллионами голосов. Такой Питер. Так почему бы о нём таком не написать? Хоть несколько строк? Нет, не даётся.
Он, наверное, как тот загадочный южный фрукт инжир (или это ягода?). Пока ты там на узбекском рынке – можешь есть его сколько душе угодно, наслаждаться его ароматом, сладостью, пальцами ощущать прохладу тоненькой кожицы. А вот домой друзьям попробовать привезти не можешь, и, что самое обидное, о нём толком и не расскажешь. Нет, можно, конечно, сказать, что инжир сладкий, но вряд ли собеседник из этого слова почерпнёт для себя хоть один нюанс его вкуса.
Так и Питер: он красивый, живой и необычный. Понимайте как знаете. А понимают из этих сухих слов многое только те, кто сам там бывал, а потом неделями, как безутешный влюблённый, вздыхал над фотографиями с ликами церквей, дворцов, парков и фонтанов.
Как передать, что там необычный воздух? Иногда кажется, что если он вдруг в одну секунду замёрзнет, то будут видны зависшие в воздухе льдинки: такой он влажный. Он и состоит-то почти весь из воды: той, которая испаряется из многочисленный водоёмов, если жарко, или той, которую несёт с поверхности Невы ветер, если прохладно. Санкт-Петербург называют «Северной Венецией». Вопрос: а за что, за каналы? Так здесь сходства с Венецией не очень-то и много – там в принципе город на воде стоит, на полуистлевших сваях, а здесь всё же на земле, на островах. Прозвище Питер скорее получил за вот эту воду, которая в воздухе, а значит – везде. «Вдыхаешь его воздух простуд и сквозняков» - и ты уже часть водного царства, уже приобщён тайн старого города. Наверное, именно поэтому многие говорят, что «приехали и почувствовали: мой город». И я так говорю. С первого раза, когда приехала и почувствовала. Только как об этом рассказать словами? Кто-то сможет? Я, к сожалению, нет.
Питер – город, в который хочется вернуться снова и снова.  Ему всегда есть, что рассказать. Это как книга кого-то из классиков: сколько ни читай – будешь находить что-то новое. Вроде бы уже знаешь в деталях последовательность улиц в центре, помнишь, откуда удобнее смотреть, простите, на «Кресты», а всё равно: каждый раз как в первый раз. (Про «Кресты» - это не то, о чём можно было бы подумать. Просто я очень неравнодушна к зданиям из красного кирпича. Не того пошло-красного, из которого строят сейчас и, что ещё ужаснее, с помощью которого умудряются реставрировать старые постройки, а настоящего, который делали на фабриках в позапрошлом веке. Тёмно-красный, выщербленный градом, случайно может быть попавшей пулей, выпущенной из оружия революционера или криминального авторитета – но это уже веком позже. Из такого кирпича строили много. Стоит пройтись по Питеру и можно увидеть краснокирпичные конюшни, склады, заводские трубы, стены. Этот кирпич помнит многое, и он так невероятно красиво смотрится, отражаясь в водном зеркале Обводного канала, и так нежно окрашивает в розоватый цвет Неву. Красиво! И уже не важно, что Нева приобретает румянец благодаря тем самым «Крестам». Просто красиво. Вот почему я люблю бывать на Дворцовой набережной напротив «Крестов» - мне нравится фотографировать красоту),
А ещё хотя бы раз побывав в северной столице, начинаешь как к произведению искусства относиться к…мостам и фонарям. Их тоже каждый раз открываешь для себя заново. Ну, казалось бы, мост. Ну, много мостов – они как огромные обручи сковали своенравную Неву и дают ей волю только ночью – и то на насколько часов. Но, оказывается, и в мостах есть своя прелесть. Вот идёшь ты с одного берега на другой. Останавливаешься на полпути, смотришь вниз, на воду, улыбаешься проходящим катерам и катерочкам, жмуришься от ослепляющих водяных солнечных зайчиков (или нет, в воде зайчики, пожалуй, не водятся, это наверное какие-нибудь солнечные карасики, что ли). Потом идёшь дальше, снова останавливаешься, потому что дыхание перехватило от чуда, которое вот так вдруг, в сибирском городе не встретишь – на тебя движется огромный фрегат из воды и солнца: замечательно, с выдумкой сделанный фонтан. Вообще, если честно, его видно не только с моста, но на мосту как-то всё во сто крат интереснее, к тому же ближе, рукой подать. Насмотришься на фрегат – и идёшь дальше, до другого берега, на Васильевский остров. А потом можно прогуляться и обратно, если не устанешь. Собственно, мост как мост – длинный, замечательный мост.
Но это днём. А ночью – это уже совсем другая история. Ночью набережная наводняется туристами и местными кавалерами ордена «Красоты разведённого места». Все ждут «чуда». Вот тоже: что за чудо? Ну, мост распадается на две половинки, между которыми, отталкиваясь то от одной, то от другой прыгает заходящее, красно-розовое солнце. Кто не видел этих сувенирных открыток с питерскими мостами? Но когда стоишь там, на набережной, забываешь весь свой скептицизм, весь вздор про «что за чудо эти ваши мосты» и, затаив дыхание, следишь за тем, как сантиметр за сантиметром, а потом метр за метром размыкается крепкий обруч из металла, бетона и асфальта, отпускает погулять Неву, а заодно и десятки малышей-корабликов, которые будто высыпаются из случайно открывшейся коробки. Они в один момент устремляются под мост, торопятся, играют в догонялки – кто на спор проплывёт быстрее? Понятно, что им нет разницы – разведён мост, наведён мост: они маленькие, они и так проплывут, даже если нагромоздить их друг на друга – штучек десять в единую башенку. Но зато как интересно! А как интересно обитателям набережной – ведь мосты разводят в разное время и (!) разными способами! Классическая картинка, где мост расходится на две части – это только один, Дворцовый мост. А ведь на открытках не рисуют, что соседний мост, например, поднимает только одну секцию у набережной. А еще один вообще весь приподнимается (придумал же кто-то такой механизм)! Открытка есть открытка, но когда стоишь и наблюдаешь, как разводят Литейный мост, как у тебя на глазах перед тобой в вертикальное положение приходит целая улица, наклоняя параллельно земле ряды своих фонарей – это дорогого стоит. Но это словами не описать. Кто-то сможет? Я, к сожалению, нет.
А как описать фонари – горящие и только подмигивающие, как это бывает в любом русском городе; фонари, которые на одной улице могут стоять в ряд и ни один из них другого не повторит. Есть там такая улица – улица фонарей. Там собрана история «фонарной эпохи»: от невысокого и примитивного «керосинщика» до электрического (хочется сказать, красавца, но здесь можно и поспорить, кто из них красавец). Каждый из фонарей – это не просто и даже не столько осветительный прибор. Это свидетель времени и его страж. А страж самих фонарей – фонарщик (бронзовый, конечно) – человек, который потерял работу из-за всего этого прогресса с электричеством. И теперь вынужден сидеть и охранять то, чем он жил много-много лет, в те времена, когда ещё он мог дарить людям свет. И такая в него грустная улыбка и печальные глаза, что словами не передать – его надо видеть.
Вот весь он, Питер, какой-то такой, что вроде и расскажешь что-то, а в полной мере собеседник не проникнется. В каком-то фильме героиня сказала: «Говорить о музыке – это то же, что танцевать про архитектуру». Пожалуй, Питер – это тоже танец про архитектуру. Вот как рассказать о фонтанах – об их причудливых формах, о том, как они звучат в солнечную погоду, а как – в пасмурную и ветреную. И о том, какая радуга отражается в брызгах фонтана – китайской горки, какая – в римском, а какая – в «шутихе». И о том, насколько гармонично выглядит рукотворный канал, начинаемый золотым каскадом, а оканчиваемый вполне нерукотворным Финским заливом. Какие слова нужно выбрать? Как верно «станцевать»? Нет, я могу изложить историю о том, что фонтаны задумал Пётр, что система, которая приводит их в движение – это даже не насосы, а просто кто-то несколько веков назад придумал, откуда должна двигаться вода, чтобы запустить вот это всё великолепие. Могу поведать о том, что Пётр фонтаны обожал, а Екатерина – нет, и спасибо ей за то, что она не догадалась снести по этой причине Петергоф, а просто-напросто туда не ездила, чтобы не расстраиваться. Но всё это – лишь истории. Правдивые, нет ли – кто сейчас возьмётся сказать? Но послушать интересно. Осмыслить, где-то задуматься, где-то улыбнуться и – запомнить или забыть. А вот ощущения не забываются. Но их никогда и никому не расскажешь – просто не сможешь донести все их оттенки. Это как с тем инжиром: ты его может быть и довезёшь, чтобы угостить друзей, но по дороге он где-то помнётся, где-то повредится – и это будет уже не тот фрукт (или ягода?), который ты покупаешь на узбекском рынке. Это будет уже совсем другая история. А слова – а что толку будет твоему другу с твоих слов? Ведь он сам не сможет ощутить той сахарной сладости, которую ощущал ты.
Вот потому я не пишу про Питер. Для меня он – многое. Но что мои ощущения для других? Тот самый уставший с дороги инжир. Хотите узнать Питер – тогда вы должны увидеть его… глазами? Пожалуй, нет. Душой? Пожалуй, да. Ощутить спектр запахов, промерить своими шагами ширину площадей, прослушать звук шагов – своих и тех миллионов людей, которые ходят по городу каждый день, на работу и с работы, и просто так ходят и также вслушиваются и всматриваются, чтобы запомнить. Головой? Пожалуй, нет. Душой? Пожалуй, да. Потому что память – наша здравая, твёрдая память облечёт всё в слова. А ведь в Питере много такого, что словами не описать. Кто-то сможет? Я, к сожалению, нет.